Если бы меня спросили, какое будет мое заветное желание, я уже лет десять назад говорил, и сейчас повторяю, что хотел бы увидеть, хоть краем глаза, прадедовский дом, двор, нашу улицу в Шуше.

С рождения и до 17 лет каждое лето я проводил в этом чудесном городе в Нагорном Карабахе. Может быть, потому что в этом городе родились оба моих деда и это генетическая связь (https://aliev-blog.ru/2008/03/01/korni/). Может быть от того, что дом прадеда со стороны отца, долго служил нашей семье надежным убежищем от летней бакинской пыли, жары и духоты. Воздух там был всегда чист и прохладен. Шуша в переводе с азербайджанского это стекло.

Дом этот был особенным. Сложен был из простого горного камня, надежный, под металлической крышей, двухэтажный, с верандами на двух этажах. Располагался он на самой живописной окраине Шуши, в сотне метров от Гая Баши (Вершины Скалы). Под скалой был обрыв, в глубине которого далеко, тонкой змейкой, в ущелье местами можно было увидеть речку Дашалты (Под камнем).

Когда после многочасовой дороги с привалами на завтрак и обед, мы подъезжали к нему со стороны центра города, по неровным, выглаженным до блеска ногами, колесами повозок и немногочисленных автомашин камням узких извилистых улочек, останавливались у старых ворот, мне приходилось бежать дальше, до отдельного входа во двор и уже оттуда кричать нашему вечному хранителю дома, тетушке Ругуе, что мы приехали.

Старые ворота с древними кованными затворами отворялись и мы оказывались в верхнем дворе, посреди которого росло полувековое дерево грецкого ореха, посаженного мужем тетушки Ругуи, в окружении более старших тутовых деревьев. Под орехом располагался простой досчатый стол и две скамейки по обе стороны от него. Рядом с ним всегда рос высокий укроп над которым кружили маленькие стрекозы с переливающимися в лучах света всеми цветами радуги крыльями. Тенистое место для моих детских игр и уединений.

Машина проезжала дальше, и поравнявшись с открытой лестницей на второй этаж, останавливалась под огромным столетним тутовым деревом, посаженным прадедом, которое своим мощным стволом огораживало верхний двор от нижнего. Тут же, под верхней терассой, прямо в земле, укрытый деревянным щитом был колодец, служивший нам в основном, холодильником. Воды в нем почти никогда не было. Не удивительно, ведь высота 1600 метров над уровнем моря.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, поздоровавшись с умывальником, который теперь будет каждое утро и вечер обдавать меня ледяной водой, я заходил в первую комнату. Там слева в углу стоял большой глиняный кувшин с водой литров на сто, с широким горлом, накрытый металлическим подносом, на котором всегда стоял древний с кованной ручкой ковш. Но главное, что в нем всегда была вода, а это в летнее время не просто. Иногда носить воду ведрами приходилось с соседних улиц.

В дальнем левом углу стоял большой деревянный короб в котором хранилась мука. Когда бабушка начинала копошиться около него, у меня сразу появлялось сладкое предчувствие появления на нашем столе свежевыпеченного хлеба. И проснувшись утром, я часто уже видел большие тазы, наполненные самыми разными лепешками: сладкими, постными, но очень душистыми, вкусными и красивыми, а также большую стопу тонкого лаваша, лежавшего на шерстяной ткани, в которой он потом мог долго храниться. Все это было выпечено утром в нашем тандыре на нижнем дворе.

Я застал времена, когда в правом ближнем углу этой комнаты находилась наша кухня. На полу стояли самовар и две закопченные керосинки, на которых бабушка умудрялась ежедневно варить свежий обед. Поэтому здесь всегда сохранялся слабый запах приправ и хорошей еды. Вдоль стен стояли две металлические кровати, на которых, особенно в непогоду, укрывшись пледом можно было спать после обеда или читать книги. Иногда, когда дед себя плохо чувствовал, мы с бабушкой и тетушкой Ругуей могли накрыть скатерть на полу и завтракать так, как было принято в народе раньше.

Дверь, находящаяся в правом дальнем углу, вела в комнату деда. Эта комната была просторной. В ней всегда был слабый аромат одеколона «Шипр» и лимона. Здесь слева от входа стоял диван, посреди комнаты круглый стол со стульями покрытый скатертью, над которым висела люстра с зеленым абажуром. На столе стоял транзистор «Спидола», лежали пара газет, очки, стакан с ложкой в подстаканнике. Вдоль дальней стены стояла кровать деда со стоящей у изголовья высокой тумбочкой, на которой находилась настольная лампа. Перед окном, напротив кровати, дед хранил завернутые в бумагу лимоны с которыми любил выпить чай. Из этой комнаты была дверь с выходом на главную верхнюю веранду.

Верхняя веранда была просторной и главное, что оттуда открывался великолепный вид на противоположный от нас склон горного ущелья, который был покрыт травой и безлюден. Выходящие на веранду из комнат три узких окна, как и во всем доме, были защищены коваными с завитушками решетками. Можно сказать, все самые приятные часы, включая завтраки, обеды, чаепития и ужины проходили за большим столом на этой веранде. Особенно мне нравились приезды гостей, когда бабушка с тетушкой Ругуей хлопотали по хозяйству, а дед сидел во главе стола на своем складном кресле, и глядя своими голубыми глазами куда-то вдаль, мог вести очень интересные беседы с приехавшими к нам знакомыми или родственниками.

Оттуда же был вид на наш нижний двор, где росла вековая груша, посаженная еще прадедом и каждый год одаряющая нас великолепными плодами, которые осенью мешками привозили в Баку. Справа вдоль каменной изгороди на возвышении был тандыр и рядом с ним место для выпечки тонкого лаваша, костровище, камни вокруг него, на которых лежит черный круглый и выпуклый лист металла, и камни побольше, на которых располагались женщины во время выпечки.

Прямо перед домом в нижнем дворе росли три куста роз выше человеческого роста, почти достигающие веранды. Одна из роз была чайной. Она цвела долго, раскрываясь нежными кремовыми цветами величиной с блюдце. За этими кустами ухаживал дед. А слева вдоль всего двора, на небольшом возвышении, росли десятки небольших кустов роз, которых доверили мне. Я мог часами, сидя на корточках удалять сорняки, или, притащив шланг (когда вдруг по водопроводу появлялась вода), строил свою Венецию, проводя каналы между кустами. Из лепестков этих роз бабушка делала варенье и настойку для чая.

На первом этаже было тоже 2 комнаты. Меньшую обычно отдавали какой-нибудь молодой семье с ребенком. Они после нашего отъезда помогали по хозяйству тетушке Ругуе. Ведь зимы и весны в горах бывали суровые. А в большей долго не было досчатого пола, поэтому эту комнату использовали как склад. Помню как дед вспоминал, что в юности именно в этой комнате они коротали зимы с родителями. В стене был очаг, они устраивались на каменистом полу застланном шерстяными коврами возле него, кушали, пили чай. Помню, как дед обмолвился, что добавки просить было не принято.

А еще был курятник в подвале. Дверь в него была низкая, как и потолки. Поэтому меня часто просили собрать там снесенные курами яйца. Войдя туда, в нос ударял характерный запах куриного помета и духоты. Надо было с миской в руках внимательно обойти все ниши в стенах, где можно было найти по одному-два яйца, при этом стараться не всполошить кур, если они уже взобрались на насест. Иначе начинался страшный переполох и можно было потерять ценный груз. А еще у этого подвала была и другая история. В 1915 году во время «резни» там мой прадед, азербайджанец, в течении нескольких месяцев давал приют многим армянским семьям, чем спас им жизнь.

Весь наш участок был обнесен высоким сплошным ограждением, нижняя часть которого, примерно на метр от земли, собиралась из горного камня, а верхняя была сделана из листов старого кровельного железа, прибитого к деревянным опорам. Весной, местами, селевые потоки смывали часть этого ограждения. И по приезду мы занимались его восстановлением. Для этого дед вызывал мастеров из числа соседей. Обычно это были Тигран или Герасим, оба армяне, уже в годах, очень хорошие мастера. Когда они работали, я всегда старался находиться рядом и чем-нибудь помочь.

Но это уже другая история. Про людей. Они достойны отдельного описания. Здесь же я хотел вспомнить только наш дом.