Свои первые честно заработанные рубли я стал получать в первом классе, когда еще учился в музыкальной школе при консерватории в Баку. Просто я поставил условие родителям, что заниматься скрипкой дополнительно с репетитором буду только за один металлический рубль.

Желание зарабатывать пришло тоже очень быстро. Но советская система надежно оберегала детей от эксплуатации. В 14 лет я захотел устроиться садовником в ботанический сад Академии наук, но меня  прогнали.

В 16 я уже знал, что зарабатывать можно по разному. На станции «Москва-товарная» можно было разгружать втроём весь день вагон с сахарным песком (мешки по 50 кг.) за 25 рублей на брата. И здесь же можно было разгрузить вагон с чешской сантехникой за 3 часа (комплект по 18 кг.) и получить по 47 рублей.

В 17, приняв решение остаться в Москве на лето, чтобы зарабатывать по 90 рублей за ночную работу санитаром в больнице, я случайно попал в «Чародейку», где в это время готовились к Всесоюзному конкурсу парикмахерских услуг.

За несколько визитов к парикмахерам (после бессонной ночи в больнице), где мою голову мыли и стригли нежные женские ручки и неделю фантастического пребывания в городе Минске в компании мастеров и манекенщиц, с ежедневными пиршествами в ресторанах и персональной «Волгой», я получил по приезду в Москву сразу 830 рублей (моя мама получала тогда по 102 рубля в месяц).

Потом была работа на скорой помощи, где в числе прочих «прелестей» был один случай, запомнившийся на всю жизнь. Нас вызвали констатировать смерть одинокой бабушки в коммунальной квартире на Малой Бронной. Никто из соседей не знал ее полного имени. Мы с доктором стали  искать какие-нибудь ее документы.

В обстановке полной нищеты, я брезгливо разглядывал пачки вафель, лежащие на подоконнике, как вдруг, услышал сдавленный голос доктора. Увиденное мною еще долго не стиралось из памяти. Доктор держал поднятым за угол старый мягкий матрас, под которым  плотно друг к другу стояли ребром пачки 25 и 10 рублевых купюр, которые заполняли всё пространство полутороспальной кровати, ограниченное прибитыми со всех сторон досками. Мы смотрели друг на друга и не могли пошевелиться.

Это длилось всего несколько секунд и тут комнату начали заполнять люди в форме и в штатском. Оказывается, до нашего приезда кто-то из соседей позвонил в милицию и сообщил, что бабушку убили. Нам вежливо представились: «Дежурная бригада с Петровки 38», а увидев «заначку», срочно попросили выйти из комнаты.

В эту ночь вся центральная подстанция «03» в Склифе сидела с линеечками и высчитывала, сколько же их там было. По нашим самым скромным подсчетам там могло быть не меньше 700 тысяч рублей. А через несколько дней на другом вызове, где тоже были представители с Петровки, кто-то из наших спросил, сколько же было изъято на Малой Бронной. В ответ прозвучало: «Что-то около 100 тысяч».

В армии мне платили сержантские 13 рублей 40 копеек. За всю службу из дома я не попросил ни копейки. Просто не надо было. Я не курил, а в чепок ходить не любил. На сэкономленные купил перед дембелем себе часы.

Время учебы в институте по заработку делилось на щедрое стройотрядовское лето, когда за 2 месяца можно было заработать больше тысячи рублей, и остальные месяцы, где была скромная стипендия. После того, как меня чуть не прирезал какой-то сумасшедший, забежавший в женское общежитие, которое я охранял, подрабатывать там я перестал.

Особенно запомнились годы ординатуры в Институте хирургии им. А В. Вишневского. Работали мы с утра до ночи. На мне порою было по 20 больных. Уходили в операционную в 10 утра и возвращались  не редко в 10 вечера. Приходили голодные, уставшие, когда единственной возможностью пополнить силы были остатки от больничного ужина или просто сухой хлеб с чаем. За все эти мучения я получал по 90 рублей в месяц. Единственная попытка дать мне взятку закончилась слезами взяткодателя. Это был дед 70 лет, тощий, серый, еле держащийся на ногах после удаления легкого. Когда он протянул мне в коридоре сверток, сказав, что это вся его пенсия, я попросил его купить на нее продуктов и кушать.

А дальше началась перестройка. Меня приглашали в сомнительного вида медицинские центры, куда вечерами предполагалось привозить раненых бандитов, но я отказался. Потратил все свои сбережения на курсы по гомеопатии, надеясь ею кормиться, но это была утопия.

И наконец, настал день, когда ко мне подошел мой коллега по отделению, такой же как я торакальный хирург, который сказал, что последний год не может позволить себе есть мясо, так как вся зарплата уходит на кормежку и учебу сына. Поэтому он предлагает воспользоваться добротой его друга, который занимается производством и установкой металлических дверей. Он предлагает нам после хирургической работы по вечерам устанавливать эти двери.

Я стоял перед ним, а у меня перед глазами была картина: наши черные от металла и масла руки, наутро, перед операцией. И тогда я произнес наверное самые важные слова в своей биографии. Я сказал: «Мы хирурги и должны уметь зарабатывать хирургией».

На следующий день мы отправились с ним пешком по близлежащим больницам. Господь был  милостлив, и в первой же больнице, узнав, что мы выполняем в том числе и пластические операции, нам предложили работу.

Пережив все это, сегодня хочется сказать: «Не теряйте себя на пути к достатку, не опускайте руки если не везет, не гонитесь за призрачным богатством. Получайте удовольствие от работы, вкладывайте в нее побольше души и сил. И тогда вы поймете, что такое деньги.»