Это было четыре года тому назад. Я прооперировал пациентку, молодую красивую, цветущую женщину, нашу соотечественницу, проживающую в солнечной Италии. Сделал ей обычное  увеличение груди, выписал из клиники и ждал только на снятие швов.

Но на седьмой день после операции она неожиданно пришла в клинику и сообщила, что со вчерашнего дня у нее высокая температура и распух правый бок. Когда я ее осмотрел, мне, повидавшему немало разных пациентов, стало страшно. Налицо были признаки  анаэробной инфекции.

Дальнейшие события развивались как во сне. Во-первых, ее срочно положили  в отдельную палату, поставили капельницу, а я, передвигаясь быстро по больнице, отдавал распоряжения: срочно готовить операционную,  сообщить администрации о появлении подозрения на опасную инфекцию, изолировать больных и т.д. В мыслях у меня были самые мрачные перспективы.

Добежав таким образом до своего кабинета, чтобы переодеться, я увидел в приемной двух пожилых мужчин, которые скромно стояли возле стойки администратора. Они мгновенно поняли, что у меня что-то случилось. И извинившись за несвоевременный визит, представились: академик РАМТ профессор Машков и ассистент такой-то.

Желание у меня было только одно, быстрее от них избавиться и бежать в операционную, что я и не скрывал. Но профессор как-то очень цепко спросил и тут же предложил помочь мне, если проблемы касаются чьего- либо здоровья.

Мне это показалось насмешкой и я стал извиняться за то, что не смогу задержаться даже на минуту, т.к. речь идет об  анаэробной инфекции. А он спокойно произносит: «Мы вам сейчас поможем». Тут уже я просто остолбенел и спрашиваю: «Вы что, хирурги? Как вы мне можете помочь? Я уже подаю пациентку в операционную!»

Профессор попросил выделить угол моего стола для ассистента, сам присел возле и стал задавать мне наивные вопросы. Спросил, как зовут пациентку,  попросил назвать дату ее рождения. Благо, история болезни была у меня в руках и я просто положил ее перед ними.

Ассистент тем временем достал какой-то бланк с напечатанной на нем многоугольной звездой, проволочную рамку, которую показывают в передачах про искателей воды или кладов и стал ее вращать над этим листом бумаги.

Через несколько секунд он сообщил, что жизненный потенциал пациентки крайне низкий, около 70. Когда я ехидно поинтересовался, что является минимумом и нормой, мне сообщили, что это 40 и хотя бы 600.

Через пару минут, постоянно вращая рамкой, ассистент сообщил мне, что уже повысил показатели пациентки до 300, что ей уже легче и я могу не волноваться.  Я, опешив, стал предлагать им пройти со мной в палату, от чего они мягко отказались, сказав, что нет никакой разницы, на каком расстоянии от пациента они находятся, а здесь, за столом, им даже удобнее.

Как-бы между делом, мне сообщили, что в роду этой пациентки она последняя, на ком будут сказываться проблемы ее предков, что ее дочери эти проблемы уже не страшны.

Я понял, что только потерял драгоценное время. Вскочил из-за стола, достал из шкафа бутылку какого-то коньяка, вручил ее профессору и стал подгонять своих сотрудников быстрее готовиться к операции. Когда я уже был на пороге кабинета, вдогонку мне прозвучали слова: «Сейчас у нее все нормально, только что-то мешает в правой руке».

Когда я вошел в палату, а прошло не больше 15 минут, как мы с ней расстались, Лена, так ее звали, смотрела на меня своими большими серыми глазами  с улыбкой и сообщила, что ее почти ничего не беспокоит.

Когда я поднял одеяло и посмотрел на то место, где четверть часа назад была огромная подушка отека, розового цвета, с ощущением хруста при прощупывании и высокой температурой, в два раза шире противоположной стороны, мне показалось, что человека подменили. Там оставались лишь несколько розовых пятнышек. И всё!

Тогда я спросил, а что она ощущает, или чувствует. Ответ был как насмешка: «Мне мешает этот венозный катетер в правой руке от капельницы». Я вышел из палаты, не зная, что теперь делать. Удалять имплантат? Зачем? Делать лампасные разрезы на туловище? Ни к чему.

Отменил операцию. Вечером сидел на кухне и путано пытался обрисовать ситуацию домочадцам. Ночь спал спокойно. На утро в палате у пациентки не нашел никаких признаков для беспокойства. На следующий день выписал её домой.

Когда я поинтересовался, позвонив со словами благодарности профессору Машкову, как называется метод или наука, которую он применяет, мне было сказано лишь одно слово. Эниология.

P.S. Сегодня я  позвонил по телефону Евгения Александровича, ассистента профессора Машкова, с очередной проблемой у моих друзей. Мне сообщили, что он тяжело болен. Как бы я хотел, чтобы у меня нашлись способности ему помочь. И больше ничего.