В некотором царстве, в некотором государстве жил был народ. Да не один. Много разных народов населяли эту землю. А земля была красива и богата, просторна и плодородна. Но не знал покоя люд земной в тех краях. То с природой вступал в борьбу за жизнь, то войной друг на друга шёл, чтобы нажиться богатством. А скоро и варяги с других земель прознали о чудном царстве.
Досталось народу этому и горя и радости. Но выдержал все напасти он, окреп, стал силён, красив да богат. И трудно было уже сшибить его с родных земель, а новыми, веками всё прирастало. Сильна была вера в том народе, законы божьи чтили, уважали друг друга, получили славу честных и справедливых. Но пришла беда и к ним. Те, что были ленивее и тупее, массой своей свергли благородных.
Настали иные времена. Пошёл этот люд во все тяжкие. Жестоко убивал тех, кто недавно их кормил, веру и законы божьи позабыв. Стали доносы строчить, небылицы сочинять, лишь бы соседу насолить и к власти поближе быть. Да так в этом преуспели, что забыли о хлебе насущном, о духовном и главном. Так бы и жили ещё двести лет, если бы вокруг в чужих землях мир не стал совсем другим.
И снова давай власть менять, законы переписывать, богатства делить, да народом понукать. Не скоро сказка сказывается, да не сразу дело делается. Ослабла земля обетованная от таких забав. Выросли в той земле люди, аки черви. Кто из палачей воспрял, кто из обиженных возник. Меж ними долго ладу не было. Довели народ свой до голода и нищеты. И этой толпе невозможно уже было понять, куда идти.
Сам верховный царь — первый президент, так заблудился, что не знал уже, на кого своё бремя свалить. К тому времени он столько награбил и раздал алчущим детям и друзьям, что впору было бежать от гнева людского. А куда побежишь, если тыл не прикрыт. И стал он искать себе защитника. Сильный отнял бы всё и повесил. Стало быть надо было найти послабее. И нашли ему среди челяди придворной Типуна.
Типуном того звали за язык. Молол он им всё, что хотел. На любой вопрос мог найти ответ. Не так складно и красиво поперву, да так тихо и вкрадчиво слово молвил, что казалось всем, знает он секрет. А секреты в те дни были важнее дела. Потихонечку, полегонечку наблатыкался. И пришла пора дела государевы принимать. И пошёл язык всё кругом чесать, прихорашивать, да приговаривать.
Говорил-говорил, порой заговаривался. Мечтателем был, да не знал, кому мысли свои исконные поведать. А тут бояре наготове стоят. Только и ждут, чтобы мысль поймать. И её, матушку, нарядить красиво, да с казны что-нибудь стянуть, для воплощения мечт. Так понравилось им в эти игры играть, что забыли они снова про народ. И давай уже собираться в ряд, получать из рук Типуна наград.
Примечать он стал тех затейников, кто тихоней был и не выступал. А глядишь потом, вроде сам велел, мир спасать от зла нашей армией. То на Марс готов, ходоков послать, то трубу пустить через пол земли. Лишь бы все вокруг подивились бы, как там без него раньше жить могли. И пустился в пляс весь боярский двор. Кто не прячется, тот не вор.
Долго мучился, всё не знал, как быть. Как земель ещё для страны добыть. И придумал он новый свой блицкриг. Быстро сделал всё, но раздался крик. И несётся вой до сих пор кругом, чтоб одумался и вернул добром. С той поры пришло к ним в дома кино. Днём и ночью там только об одном. Что не он, Типун, в этом виноват . Что народ, топтун, захотел назад.
Что святой народ, впроглодь жить готов. Лишь бы у господ был и стол и кров. Лишь бы Типуна стражи сберегли. И ракет родных сплошь вокруг Земли. Про ракеты он скромно рассказал, загодя, вперёд достоинства назвал. А теперь КБ, инженеров рать, день и ночь сидят. Надо ж показать. Если дальше так будет он мечтать, мы обгоним всех! Вот! Едрёна мать!
А кино теперь круглый год идёт. И народ уже всё друг другу врёт. Тем, кто не хотят то кино смотреть, выходить нельзя, велено сидеть. Выйдешь погулять, и получишь в лоб. Гвардию и власть не обидеть чтоб. Ложь покрыла всё плотным полотном, не проскочит мышь рядом с Типуном. Вся сгорит тайга, всё снесёт тайфун. Будем просто ждать, что велит Типун.