Два дня подряд, по разным причинам, то в разговоре с мамой, то с сыном или коллегами приходилось вспоминать те вехи, которые привели меня в медицину. Задумался, что получается простая, но интересная история. В ней нет ничего выдающегося. Скорее она полна случайностей, везения и подчинялась воле судьбы.
Всё моё детство и начавшуюся юность мои родители и родственники, то ли шутили, то ли и вправду думали и внушали мне, что я стану дипломатом. Скорее всего это было связано с тем, что мой любимый дед был заведующим кафедрой иностранных языков в Азербайджанском Государственном Университете, и никакой другой перспективы для меня никто не видел.
Но случилось страшное, и я, в то время 14-ти летний подросток, заканчивающий в Москве восьмой класс школы-интерната (к сожалению до 10-го класса там не учили), просто влюбился в свою одноклассницу Свету. Поэтому, когда сразу после экзаменов за мной из Баку приехал мой папа, я категорически возвращаться туда отказался.
На удивление, бороться со мной не стали, и я был предоставлен воле Светланы. Она же, по-моему, об этом даже не подозревала. Когда одноклассники на выпускном поведали мне, что Света пойдёт в медучилище, мне оставалось только выяснить, в какое именно. Вскоре, мои документы лежали в МУ №7.
Но тут наступил первый в жизни реальный страх и упадок духа. Дело в том, что после успешно написанного диктанта, следующим экзаменом должна была быть математика, с которой я никогда не дружил. И я на него не поехал. Я лежал на кровати и ничего не делал весь день. Мама была в Коломне у бабушки. Я никого не ждал.
И тут, как ангел с неба, раздаются шаги и в комнате появляется моя любимая тётка, Инга Михайловна. Выяснив, что я не пошел на экзамен (причин от неё я скрывать не стал) она тут же поехала в медучилище на Ульяновскую. Вернулась уже с программой по моему спасению. Она договорилась, что экзамен я буду сдавать через неделю, а всю неделю буду заниматься со своей двоюродной сестрой, круглой отличницей, которую она завтра же отправит ко мне. Экзамен я сдал.
Но каково же было моё удивление, когда в списке поступивших я обнаружил только себя. Фамилии Светланы я там не нашел и тут же отправился в учебную часть, где мне сказали, что она давно забрала документы и отправилась поступать в кулинарный техникум. Естественно, я тут же потребовал вернуть мне и мои документы, но меня урезонили, сказав, что приём везде уже закончен.
Таким образом, период с мая по август 1975 года можно считать основополагающим. Мне повезло, так как я поступил в очень хорошее училище. Все преподаватели были высочайшего уровня. Поэтому, когда на зимние каникулы я отправился в Баку, на праздновании 80-летия своего деда, я с зарождающейся профессиональной гордостью всем заявлял, что стану врачом.
И тут меня ждал очень неприятный момент, который, по-моему, стал ещё одним гвоздём в укреплении мечты. Родная сестра моей бабушки, заслуженный врач республики, выслушав меня, как-то ревниво заявила, что стать врачом в СССР почти невозможно. Я воспринял это заявление очень болезненно, и с этого момента, как мне кажется, особо рьяно принялся за дело.
Все виды санитарской практики я проводил в больницах со шваброй и тряпкой в руках. И однажды, это было вознаграждено. В один из таких дней, утром, мне крупно повезло, потому что я должен был мыть не коридор, а был направлен в операционную. Уже через несколько минут мне стало известно, что сам Виктор Сергеевич Савельев будет менять отечественный водитель ритма (пейсмеккер), который служит 1-2 года, на голландский, срок службы которого 7-8 лет и который стоит бешеных денег. Что это подарок общества «Спартак» заслуженному спортсмену, теперь пациенту.
Помню, что обстановка в операционной была крайне напряженная. Ассистировал академику Валентин Михайлович Буянов, в то время, по-моему, уже профессор, фигура №2 после Савельева на кафедре. Пациент был аппаратозависимым, т.е. отключение аппарата сразу приводило к остановке сердца. Под наркозом сделали разрез, обнажили стальной корпус миниатюрного аппаратика с тянущимися от него двумя проводками.
Академик вытащил из пластиковой упаковки элегантный импортный приборчик, разместил его рядом. Вытянул проводки из нашего, и коротко посовещавшись с ассистентом, бросил его в таз. Тут же в операционной наступила полная тишина, т.к. прекратилось пикание кардиомонитора. Сердце остановилось. Спокойно вставил проводки в новый. Тишина продолжалась. Скрутив фитилек из марли, очистили контакты, соединили снова. Тишина была неумолимой. Анестезиолог нарушил ее, сказав, что имеется еще 3 минуты.
Нервозность нарастала и это дало мне возможность вплотную приблизиться к операционному столу, разглядывая все детали под яркой лампой. Я видел два отверстия в новом аппарате, куда вставляются провода и они показались мне тусклыми. Там же рядом, может быть впервые в жизни, я увидел два блестящих хирургических зажима. Стоя за спиной у академика, я достаточно громко в полной тишине произнес: «А если почистить контакты зажимом».
Пауза была короткой. Я видел перед собой расширенные глаза Буянова, отведшего от меня взгляд анестезиолога, операционную сестру, пытавшуюся понять, что ей в этом случае делать. Прозвучало довольно просто и тихо: «Почисть». Валентин Михайлович взял зажим, поковырял в обоих отверстиях, подключил проводки и раздались долгожданные звуки. Была еще одна пауза. После чего академик обернулся и почти не глядя на меня сказал : «Хирургом будешь».
Этот случай я опубликовал здесь в 2010 году https://aliev-blog.ru/prorochestvo/. Тогда ещё пророк был жив. Я все эти годы собирался просто придти к нему и сказать слова благодарности. Не успел. О чём буду ещё долго жалеть. В декабре 2013 года его не стало. Это ещё один урок. С благодарностью надо спешить.
Хирургия засела во мне крепко. Летом 1977 года я устроился санитаром в отделение гнойной хирургии 53-й больницы. Мыл полы под неусыпным взором пациенток, которые контролировали процесс. Но тут мне повезло, и перевязочная сестра стала собираться в отпуск. Она подошла ко мне и предложила научить меня за пару дней стерилизовать инструменты, накрывать столы, перевязывать, с тем, чтобы я её заменил.
С первых дней в перевязочной я стал свидетелем того, что врачам не хватает времени, они всегда спешат, а от этого страдают больные. В отделении лечили больных с маститом, в основном молодых, недавно родивших женщин. Марлевую турунду проводили насквозь через две или три открытые раны. На следующий день её надо было удалить. Врач символически смачивал марлю перекисью и тут же начинал вытягивать. Больные корчились от боли, кричали, плакали.
Долго я это терпеть не смог и предложил врачам перевязывать без них. На удивление, они все согласились. Скоро все перевязки, кроме очень сложных, пришлось делать мне. Я на всю жизнь запомнил глаза некоторых больных, которые смотрели на меня с такой надеждой и тревогой, что это навсегда отбило способность причинять людям лишнюю боль.
По окончании училища меня распределили на центральную подстанцию скорой помощи в Институт Склифосовского. Я знал, что пойду служить в армию, поэтому мне хотелось увидеть и эту работу. Кстати, понимая, что поступить в мединститут мне будет очень сложно, в то же лето я предпринял попытку поступать в военно-медицинскую академию в Ленинграде. Но там мне, как и многим, взамен гарантированному поступлению, было предложено подписаться заранее под согласием распределяться в подводный флот. Я отказался.
Работа на скорой в течение 5-ти месяцев меня научила многому. На первом же дежурстве мне пришлось столкнуться с грязью. Фельдшер специально просила у диспетчера вызов на пьяную травму и вытащив бумажник из кармана бедолаги, уезжала, оформив «отказ от госпитализации». Мне пришлось после первого же вызова потребовать пересадить меня на другую бригаду. «В отместку» меня стали ставить только к «спецам». Вот это было интересно. Инфаркты, инсульты, комы. Круглые сутки. Разные врачи, разные ситуации, решения…
Я ушёл в армию, как на подготовку для поступления в ВУЗ. Только вместо репетиторов, на которых надо было тратить большие деньги, мне удалось познакомиться с ещё одной разновидностью медицины — армейской. Через 5 месяцев после службы в учебке, тревог, караулов, меня взяли в медпункт. Работа была интересной. Вместе со мной там служили фельдшерами ребята из Украины, три офицера и начальник аптеки, местная дама.
Работы было много. Стрептодермия, раны, простуды. Как-то не заметил, что число больных в лазарете с высокой температурой стало нарастать. А ночью, когда остался один на один с ними, сразу у двух начался ложный круп. Справился. Утром доложил начальнику. Решили, что случайность. Следующая ночь была ещё веселее. У всех появилась сыпь. Только через 3 дня поняли, что это корь.
Во время приёма больных возникали споры. Один из них я выиграл у начальника медпункта. Он стал утверждать, что прапорщик, жалующийся на боли в правом боку — симулянт и выгнал его. Я догнал того в коридоре, спросил про цвет мочи и стула, и мне всё стало ясно — гепатит. Потребовал, чтобы он срочно ехал в инфекционную больницу. Скоро оттуда позвонили, подтвердив диагноз.
Там же я сделал свою первую в жизни операцию, как оказалось «пластическую». Вечером привели бойца, которому в драке рассекли полностью верхнюю губу. Попросили зашить и никому не докладывать. Помню, как нашел новокаин, ампульный кетгут, иглодержатель, стерильные салфетки. Зашил. Зажило без деформации. Значит всё правильно сделал.
Чтобы жизнь не казалась мёдом, командир соединения решил послать меня на уборку урожая. Глядя, что я легко справляюсь с обязанностями, меня в нагрузку назначили начальником уборочной колонны. За сутки моя колонна стала вывозить в 2-3 раза больше зерна, чем остальные. Через месяц меня представили к ордену Трудового Красного Знамени. Как раз, когда приехал офицер, чтобы заполнить анкеты на награждаемых, сообщили, что в одном из взводов началась дизентерия. Про меня решили забыть.
Вернувшись с уборки в часть, на месяц позже положенного срока, меня, сержанта, на дембель провожал комбат подполковник, который написал три рекомендательных письма для поступления во все три московских мед ВУЗа. А дальше была эпопея, которую я здесь тоже уже описывал: https://aliev-blog.ru/epopeya/ . Надеюсь, будет понятно, почему я её повторяю.
«Итак, поздний вечер 19 ноября 1980 года. Самолет из Свердловска приземлился в Москве. Прощай Советская Армия! Да здравствует Свобода! Уже на следующее утро, в шинели и сапогах, я появился на пороге Первого Московского Мединститута с рекомендациями от командира части для поступления на рабфак. Но вот незадача, в приеме на лечфак мне отказали наотрез из-за отсутствия мест, и предложили стать фармацевтом. Дудки! Не для этого я 2 года топтал уральские сопки!
Благо, у меня еще были рекомендации для поступления на рабфак третьего меда (ММСИ), и я с жаром понесся туда. Уже вечерело. Встреча была радушной. Мигом в приемной декана собрали трех преподавателей по русскому языку, химии и физике. Собеседование было неформальным. По каждому предмету задали несколько вопросов. И в ведомости по всем предметам появились заветные оценки «хорошо». У меня тут же выросли крылья. Сообщение о том, что результаты собеседования станут известными только через 5 дней, почти не тронуло.
Эти дни пролетели быстро. Я приехал в здание в Старомонетном переулке днем, уже оглядывая его влюбленным взглядом. И тут мне сообщили, что я не поступил. Удивление, горечь, вопросы. Оказывается я плохо сдал собеседование. «— Простите, как же так? Я сам видел!» Все впустую. И вдруг, спасительная соломинка: «— Пусть ваша мама придет к декану. Может быть что-то прояснится.»
О, конечно же! Моя мама! Она у меня герой! Мы и не с таким справлялись! Мы с одним чемоданом в Москву переезжали. Когда мама вернулась , она почему-то не смотрела мне в глаза, и четко проговорила, что бы я забирал документы. Мол, как все, на общих правах будешь поступать летом. Я, помню, взбесился. Говорил, что она сошла с ума. Она молчала.
На следующее утро я поехал в ректорат, на Делегатскую. Ректор был в командировке в Болгарии. Пришлось ждать проректора. Товарищ с гнусавым голосом принял меня как-то слюняво — любезно. На мои вопросы отвечал вяло, говоря, что не хватает мне знаний. И тут я зашипел. «Вы лжете мне!, — говорю. — И я вам это докажу!» С этими словами я вылетел из приемной и понесся в Минздрав на Лесной.
Там было все еще проще. Недослушав, меня выставили за двери огромного кабинета, и я, стоя в коридоре, слышал телефонные переговоры чиновника с деканом. «— Да ничего он не сделает, — журчал голос, — не волнуйся.» Мне все стало ясно. И я мгновенно принял решение. Здесь надо сделать маленькое отступление.
Дело в том, что в Армии меня буквально заставили подать заявление о приеме в партию. Лично начальник политотдела, полковник, пожилой человек, несколько раз устраивал со мной воспитательные беседы и при каждом моем отказе допытывался о причине.
Мне не хотелось рассказывать ему об истории моей семьи, поэтому я всегда находил что-то примитивное. Ну, например, что начмеду, несмотря на просьбы и рапорты, никак не приобретут в медпункт стулья для больных. Стулья приобрели на следующий день. И на гражданку я прибыл кандидатом в члены КПСС.
В Свердловский райком партии я заходил уже вечером. Узнал у охранника кто отвечает за высшие учебные заведения. Охранник назвал номер кабинета и предупредил, что сейчас там проходит заседание комиссии ветеранов партии, попросил,чтобы я дождался окончания. Постояв у двери несколько секунд, я понял, что это шанс, подаренный мне. И я открыл дверь.
Первое, что я увидел, это множество глаз очень пожилых людей, рассматривающих меня с любопытством. Я по-прежнему был одет в военную форму. В глубине кабинета сидела зав. отделом науки, милая приятная дама, которая спросила о причине моего визита. Когда я все рассказал, негодованию ветеранов уже не было предела. По телефону пригласили инструктора райкома, которому поручили разобраться со мной.
Он попросил меня все изложить на бумаге. Прочитал написанное. Внимательно посмотрел на меня и спросил, успею ли я на занятия в институт к 8.30, если он позвонит мне в восемь. Я от удивления только кивнул головой. В 7.50 на следующее утро у нас дома зазвонил телефон. Голос инструктора любезно сообщил мне номер группы.
Пока я поднимался на второй этаж здания в Старомонетном, у меня в голове уже прочно сидел вопрос: как я смогу учиться в институте, первого проректора которого (через полгода он уже стал ректором) я назвал лжецом. Я шел по коридору, понимая полную безысходность. И тут мне навстречу идет товарищ по медучилищу. Оказывается, он тоже после армии, но уже учится на втором курсе института.
Я мгновенно объяснил ему свою проблему ничего не скрывая. Он задумался и так же мгновенно изложил мне свое решение. «— Тебе надо во чтобы то ни стало сразу заняться комсомольской или партийной работой. И я тебе помогу!» Уже через несколько недель я присутствовал на заседании комитета комсомола. А через несколько месяцев я сидел на одной сцене и за одним столом с человеком, которого назвал лжецом.
Стоит ли рассказывать, что я почти сразу узнал о том, что будущий ректор института и декан рабфака получили из-за меня по строгому партийному выговору. Что на выпускных экзаменах рабфака, которые при удачной сдаче автоматически являлись поступлением на первый курс, мне устроили подставу и если бы не очередное везение (знание билета), меня бы вышибли.
Все шесть лет учебы я с удовольствием занимался комсомольской работой. Дорос до секретаря комитета комсомола младших курсов. Каждый год думал, что он для меня последний. И когда весной выпускного года мне не предложили льготного распределения, я подумал, что это лучшая месть мне, о которой я мог только мечтать.
Но здесь я ошибся. На официальном распределении сам ректор, секретари парткома и профкома в один голос не хотели меня отпускать и предлагали остаться на хирургической кафедре с хорошей перспективой роста. О, если бы не мой страх, я сейчас сидел бы нищим ассистентом на кафедре. И не было бы никакой пластической хирургии. Спасибо всем участникам этой истории, спасибо судьбе, спасибо маме, спасибо всем за то, что именно так закончилась тогда эта эпопея.
P.S. После вручения мне диплома об окончании института, моя мама расказала , что тогда на встрече с деканом он требовал взятку за мое поступление на рабфак. Но денег у нее не было.»
Вот такая история поступления и окончания. Стоит сказать, что все годы учёбы в институте, наряду с комсомольской работой, минимум два раза в неделю я постоянно выходил на бесплатные дежурства с хирургами 36-й и 40-й больниц. Это были дежурства в приёмном покое, в отделениях абдоминальной и общей хирургии, где постепенно мне доверяли всё, от осмотра больного на первых курсах до самостоятельных операций на последних
На одном из таких дежурств я познакомился с хирургом, который определил мою дальнейшую судьбу в специальности, познакомив меня с Александром Александровичем Вишневским, профессором, гениальным хирургом, замечательным человеком. К сожалению, его нет с нами. О нём я тоже писал здесь неоднократно: https://aliev-blog.ru/moy-vishnevskiy/ .
Работа в институте хирургии им А.В. Вишневского, в замечательном отделении торакальной (грудной) хирургии в течение 11 лет, первые шаги в большой академической медицине, защита кандидатской диссертации, уникальные операции в грудной хирургии, первые пластические операции — это огромный опыт, который невозможно отразить в формате моего рассказа. Вот лишь одна из историй пациентов, с которой пришлось там познакомиться: https://aliev-blog.ru/novogodnie-pozdravleniya/.
Да и нынешний 10-ти летний личный опыт организации и руководства своей клиникой — это всё магия судьбы, плоды учебы и участия в моей жизни тех замечательных людей, которым я буду благодарен всю жизнь. Смысл этого повествования, как и многого, что есть в этом блоге, в том, чтобы показать близким, коллегам, случайно сюда зашедшим людям, одну из дорог, которую пришлось мне пройти, чтобы суметь сказать: «Моя медицина».
Таир, в очередной раз я восхищаюсь Вами! Прочитав заметку, я стала сильнее. Мне так необходимо сейчас быть сильнее! Спасибо Вам за эту поддержку, я по-прежнему ощущаю Вас другом.